Свобода любить - Страница 31

Потом, когда мне показалось, что я проведу очень приятный год и даже смогу подумать о том, чтобы продолжать эти отношения, Шейн меняется прямо на глазах. Затем он отходит, глаза его вновь горят страстью, и вот, когда кажется, что все будет хорошо, он уезжает. Один, на целых две недели! А ведь мне будет очень его не хватать! Даже этих его ухмылочек…

Беатрис спустилась на первый этаж и включила телевизор. Но мыльная опера о «настоящей» любви только раздражала ее. К тому же Беатрис совершенно не понимала, что происходит на экране. Она никогда не смотрела сериалы: не было ни времени, ни желания. Беатрис раздосадованно щелкнула пультом, и экран погас.

В доме стало тихо. Так, как бывает тихо, когда уезжают хозяева. И гость остро чувствует, что он чужой здесь, что ему не рады. Беатрис поежилась и передернула плечами.

Глупости! – осадила она расшалившееся воображение. На ближайшие десять месяцев это и мой дом, если Шейн, конечно, не решит отпустить меня раньше. И я здесь хозяйка. Мне просто надо придумать дело для себя. Иначе я могу сойти с ума от безделья. Даже немного жаль, что в «Счастливом дне» все отлично идет и без моего участия. Я бы предпочла какой-нибудь катаклизм вместо опротивевшего ничегонеделания! Даже ссора с Шейном была бы приятным разнообразием. Интересно, не сойду ли я с ума за эти две недели? Когда возвращаются Элен и Питер? Может быть, они сумеют вывести меня из депрессии? Хотя мне кажется, что я знаю одно средство, которое меня никогда не подводило!

Беатрис встала с дивана и пошла в кабинет Шейна. Там лежало то, что могло ей сейчас помочь: карандаш и бумага.

В кабинете Шейна было даже еще тише, чем в других комнатах. Окна выходили в маленький заросший садик, и шум улицы не проникал сквозь заросли шиповника. Беатрис подумала, что здесь очень удобно не только работать, но и размышлять. Она бы с удовольствием проводила здесь долгие дни в ожидании Шейна. Одно смущало Беатрис – кабинет слишком напоминал о его хозяине: строгий стол, где все было расположено в идеальном порядке, книжные полки, забитые специальной литературой – по маркетингу, цветоводству и бухгалтерии. Но самым потрепанным выглядел томик «Лирических баллад» Колриджа. Беатрис не сомневалась, что Шейн чаще обращался к романтику Колриджу, чем к «сухарям» – экономистам. Это было так похоже на того Шейна, которым она его себе представляла: сильного, целеустремленного, но и ранимого. Одного не могла понять Беатрис, чем она могла ранить Шейна, чтобы заслужить столь пренебрежительное отношение. Она провела пальцем по столешнице, где уже скопилась пыль. Серые липкие частички остались на ее пальце.

Беатрис несколько секунд смотрела на свой посеревший палец, а потом дунула на него, и в воздухе, прочерченном лучами полуденного солнца, закружились золотой пыльцой сотни тысяч крупинок времени. Беатрис наблюдала, как они медленно опускались обратно на столешницу.

Все возвращается на круги своя, подумала она. Пройдет еще немного дней, и я вернусь к той жизни, к которой привыкла. Я получу возможность стать прежней и жить так, как мне хочется. Только смогу ли я?

Она взяла бумагу и карандаши и вышла из кабинета, осторожно притворив за собой дверь.

Беатрис с головой погрузилась в рисование. Еще в детстве она всегда успокаивалась, взяв в руки цветные карандаши. А однажды бабушка увидела рисунок внучки и поняла, что ей придется теперь потратиться на художественную студию. Все педагоги признавали, что у Беатрис дар и что из нее может получиться отличный художник. Но денег в семье было не слишком много, и Беатрис решила, что лучше открыть свое дело, приносящее пусть и небольшой, но постоянный доход, чем перебиваться заработками вольного художника и не быть уверенной в завтрашнем дне. И она занялась дизайном и оформлением интерьеров. А потом пришла идея создания «Счастливого дня».

Но до сих пор Беатрис в сложные минуты всегда брала в руки карандаш и погружалась в свой внутренний мир. Обычно она рисовала узоры, когда ей надо было просто обдумать сложную ситуацию, или портреты людей, которые вызвали ту или иную проблему.

Беатрис заметила, что из-под карандаша выходят уж слишком знакомые фигуры. Вот она на яхте и смотрит на море, а рядом стоит Шейн и обнимает ее одной рукой. Черты лица еще сложно различить, но и в позе, и в легких улыбках на нечетко прорисованных лицах видно счастье, какое может быть только у любящих и любимых людей.

Она не понимала, откуда знает, каким бывает лицо Шейна в такие минуты. Она просто рисовала наугад, пытаясь избавиться от страха и напряжения.

Интересно, подумала Беатрис, разглядывая свой набросок, можно ли считать это пророчеством? Скорее, это мечта. И мне кажется, что я сошла с ума! Неужели теперь я буду мечтать о любви и…

Телефонный звонок ворвался в ее мысли, словно поезд в тоннель. От неожиданности Беатрис вздрогнула.

Кто бы это мог быть? – подумала она, идя к аппарату. Может быть, Элен и Питер?

Она улыбнулась в предвкушении встречи с друзьями. Ей сейчас так не хватало уравновешенности Питера и доброты Элен! Беатрис знала, что, если бы она позвонила им и попросила приехать, они немедленно бросили бы Венецию и Париж и примчались к ней на всех парах. Но она не могла позволить себе нарушать их счастье только из-за того, что Шейн нехорошо с ней обошелся.

– Алло? – спросила Беатрис, сняв трубку.

– Привет, крошка! Почему ты мне ничего не сообщила?! – прощебетал веселый голос из трубки.

– Лиз?! – удивленно спросила Беатрис.

Она уже почти три месяца ничего не знала о своей подруге, с которой раньше общалась практически каждый день.